НАДЕЖДА

«Доброе слово» продолжает традицию популярных в прежние времена святочных рассказов, которые читали в кругу семьи, с детьми. Отличительные признаки святочного рассказа – это рождественский сюжет и предвкушение чуда. Как думаете, получилось у нас?

Молодая женщина стояла у окна. Она смотрела на заснеженную улицу, на спешащих людей: «Что же они так бегут? Ах, да, праздник ведь! Рождество...».

Рождество... Её глубокие печальные глаза смотрели куда-то далеко, сквозь дома и машины, сквозь месяцы и годы. Она вспоминала, как приехала из своего родного села учиться в столицу – молодая, энергичная, влюблённая в большой город и ждущая от него только счастья; как с отличием окончила медицинский институт и встретилась с Лёшей; как они полюбили друг друга и как родился долгожданный первенец. 

Подумать только! Вот уже пять лет, как нет с нею Николаши, любимого сыночка, папиного любимца, маминого баловника. А кажется, будто вчера это было, это тихое семейное счастье. Вот сейчас она услышит топот маленьких ножек и радостный смех, мягкие ручки обовьют её шею... Но нет. В пустой детской тишина, на ковре не разбросаны игрушки, маленькая кроватка застелена. А, может, это страшный длинный сон и сыночек вот-вот вернётся с папой с прогулки? Но нет, папа придёт один, уставший и молчаливый. 

От горьких мыслей женщину отвлёк перебегавший дорогу оборванец-мальчишка лет семи. Полуразвалившиеся сапоги, лёгкая куртка, красные от холода руки и уши. «Боже мой! А ведь Коленька, быть может, где-то так же мёрзнет, бегает оборванцем». Резкий звонок в дверь. Лёша пришёл. Она заставила себя улыбнуться, наскоро поправила волосы, проходя мимо зеркала, и пошла встречать мужа. 

*

Пять лет назад в семью Беляевых пришло горе: пропал их трёхлетний малыш. Его мама, Надежда Сергеевна, молодая и умная врач, очень любила свою работу и, едва сыну исполнилось два года, отвела его в детский сад. Обычно в конце рабочего дня она шла забирать Колю, который послушно дожидался её. Иногда сына оставляли с бабушкой, мамой Лёши. Вечером, несмотря на усталость, Надя старалась восполнить часы разлуки с ребёнком и баловала его, как только могла. И Лёша, отложив все рабочие проблемы, усердно участвовал в развитии малыша: то катал на спине, ползая по всей квартире на четвереньках, то строил с ним железную дорогу и пускал паровозик, то читал книжки. 

Горе пришло так неожиданно, что Лёша с Надей долго не могли принять жестокую реальность. В один из дней Надежда, как обычно после работы, пришла в детский сад. Она задержалась и теперь торопилась к сыну, чтобы он не скучал один. В дверях она столкнулась с воспитательницей, уже собиравшейся уходить. 

– Вы что-то забыли? – спросила та удивлённо. 

– Я? Нет, я за Колей… 

– Как? Разве его уже не забрали? Тут никого нет… –  в голосе воспитательницы послышалась тревога. 

– Да вы что? Я только с работы, я пришла за сыном! Где он? – закричала Надя. В ответ ей что-то говорили, но она уже не слышала, перебирая все возможные варианты: «Неужели Лёша освободился раньше? Но ведь он звонил час назад, сказал, что у него важная встреча вечером. Может, мама приехала? Но она ещё как минимум три дня должна гостить у Кати. Господи! Что делать?». Ноги подкашивались. Дрожащей рукой она набрала телефон мужа…

Поиски были тщетными. Следователи разводили руками, не удавалось даже приблизительно напасть на след исчезнувшего малыша. Группа, занимавшаяся поиском ребёнка, пришла к довольно простой версии: заскучав, он выскочил на улицу, смешавшись с толпой детей и родителей, которые выходили из садика. А поскольку убежал раздетый (куртка и сапоги остались в шкафу) и на улице был сильный мороз, то мальчик, вероятнее всего, где-то спрятался и там замёрз. 

*

На кухне слабо горел свет. Надя мыла посуду. Вообще она была исправной хозяйкой, хоть и делала последнее время все домашние дела машинально. Какое-то внутренне чувство подсказывало ей, что надо жить, работать, чем-то заниматься. 

Надежда Сергеевна была уважаемым детским врачом и работала в центральной городской больнице. После случившейся трагедии она поначалу винила одну себя, свой эгоизм и привязанность к работе. А потом целиком отдалась делу, стараясь облегчать страдания детям, так напоминавшим ей сына. И только дома было по-прежнему пусто.

– Завтра Сочельник, – сказала она, и Лёша посмотрел внимательно. – В храм сходить надо, наверно… Ночью я не смогу, у меня дежурство, так хоть с утра. Пойдёшь со мной? 

– Надя, ты прекрасно знаешь, как я к этому отношусь. Зачем мне идти: формально свечки поставить, записки подать? Но я даже не знаю, за что подавать:  за здравие или за упокой! – воскликнул он с горечью. 

– Тише, тише, не горячись. Я ведь тебя не заставляю, просто позвала с собой. И записки не обязательно подавать, можно помолиться так, своими словами, от сердца. Христос ведь рождается… 

– Вот ты завтра и помолишься. И за меня, и за Колю… За нас. А я не могу. Не могу понять, зачем сначала давать, а потом отбирать? Помнишь, каких усилий нам стоило рождение Николаши? Как ты просила Бога послать нам ребёнка? Как радовалась, как была благодарна Ему? Ты помнишь… 

– Да помню я, лучше тебя помню! Не мучай меня! – Надя заплакала.

– Прости, – муж понял, что потревожил незаживающую рану и очень пожалел об этом, но было поздно. Он подошёл к Наде и обнял её за плечи. 

– Ты помолись, Наденька, помолись. Может быть, твоя молитва будет услышана и снова случится… чудо, – последним словам Алексей не верил ни на грамм, но надо было утешить, успокоить жену, его преданную, незаменимую подругу, его последнее утешение. 

*

Белые кружевные снежинки тихо падали на столичные улицы, укрывая серые крыши и грязные тротуары. Снежинки ложились на шапки и воротники прохожих, превращая людей в снеговиков и заметно улучшая их настроение. 

Стоящий у входа в собор мальчуган тоже любовался снегопадом. Это был простой уличный мальчишка, один из многих, разбросанных по улицам большого города. Ничего особенного в нём не было, если не считать родинки на щеке и больших серых смышлёных глаз, в которые давно никто не заглядывал. Даже когда эти глаза смеялись, в их глубине таилось что-то неуловимое: то ли грусть, то ли задумчивость, то ли познание жизни. 

Мальчик протягивал озябшие руки и ловил крупные снежинки, которые тут же таяли на ладонях, не давая себя рассмотреть. На душе было легко: словно и нет никаких горестей, будто и не отлупили его утром пацаны и не отобрали варежки, сунутые ему вчера сердобольной старушкой, словно и у него есть ёлка, еда, дом и мама… Почему ему было так радостно, он и сам не знал. Знал только, что сегодня Сочельник, и ждал Рождества, как все дети, хотя никто ему и не обещал подарков. Но мальчик твёрдо верил, что на Рождество обязательно случится чудо. С чего он это взял, неизвестно, а только вера эта была настолько сильна, что её невозможно было отобрать ни голодом, ни холодом, ни обидами. «Эх, жаль, мамка не видит этой красоты!» – думал мальчишка, любуясь заснеженным городом. 

Его мама умерла полгода назад. Она долго болела и, не имея достаточных средств на лечение, скончалась в одной из городских трущоб. Она любила своего мальчика, хоть и не могла дать ему даже необходимого. Свою короткую жизнь мальчуган помнил не иначе, как в постоянном бродяжничестве и нужде. Но он любил свою мамку и был бесконечно благодарен ей за ту доброту и ласку, которой она его окружала даже в нищете. 

Во время болезни мать металась в бреду: «Мой мальчик, где же твоя матушка? Где твоё родимое гнёздышко? Вывалился птенчик из гнезда, совсем голенький, беззащитный… Жалко стало. До гнезда не достать, себе взяла, да вот не сдюжила. Эх, ты, птенчик-несмышлёныш…». Из этих слов мальчик понял, что мамке он не родной.

*

К вечеру на улицах стало совсем морозно. Люди спешили домой, чтобы встретить Рождество в тепле и уюте, и не замечали, как жадно скользил по ним взгляд бедного мальчика, стоящего у витрины магазина. Он не хотел смириться с жестокой реальностью: полнейшим одиночеством, пустым желудком и коченевшими ногами и руками. Он всё чего-то ждал, всё надеялся, что чудо вот-вот произойдёт. 

Каким оно должно быть, он точно не знал. Может быть, оно придёт в виде доброй булочницы, которая впустит его обогреться и напоит горячим чаем с пирожками, может, добрый человек даст ему денежку или подарит что-то. А может… Может, он найдёт свою родную маму? 

«Мальчик! – внезапно окликнул кто-то. – На, возьми!» –  хорошенькая девочка протянула ему несколько монет. Мальчуган сначала растерялся: ему ещё не доводилось брать деньги у такой красавицы. Но всё же он пересчитал монетки непослушными пальцами. «Как раз хватит на пирожок!». 

В стоявшей неподалёку церкви вдруг зазвонили колокола. «А что, если пойти в храм, купить свечу, поставить её и попросить у Бога чуда? К тому же в храме тепло, и я смогу согреться», – и мальчик поспешил на рождественский благовест.

*

В церкви было тепло, тесно и ослепительно ярко от множества свечей. Пахло ладаном и воском. Люди, нарядные, радостные, крестились и ставили свечи. Уютно и светло. Спокойное чистое пение хора, величественный голос священника – всё это умиротворяло мальчика, вселяя уверенность и надежду. 

Он подошёл к прилавку, за которым стояла пожилая женщина, и протянул монетку. Женщина подала свечку. Осторожно протиснувшись вперёд, он увидел красивую, блистающую огнями ёлку, а под ней Святое Семейство. Дева Мария склонилась над крохотным Младенцем Христом, устремив на Него кроткий взор, полный любви и ласки. Рядом стоял Иосиф. Этот престарелый, умудрённый жизненным опытом человек смотрел на Младенца с таким умилением и нежностью, что казалось, будто у него вот-вот потекут слёзы радости и любви. 

Мальчик замер. Его сердце сжалось, глаза заблестели, он перестал замечать окружающих. Не отрывая глаз от вертепа, он смотрел на Божественного Младенца. «Милый, дорогой малыш Христос! – шептал мальчик. – Ты такой хорошенький и светлый, и здорово, что я пришёл на Твой день рождения… Хорошо, что Ты с нами, а то на земле так мало добра и света. Я теперь очень счастлив, потому что увидел Тебя, потому что я же люблю Тебя…». 

Разговаривая с Богом, мальчик потерял счёт времени. А когда огляделся вокруг, то почувствовал себя совершенно счастливым: было тепло, пропал голод, исчез страх. Мальчик стал пробираться к выходу. Нахлобучив шапку, он радостно выскочил на улицу и, сбежав со ступенек, помчался по заснеженным улицам. Щёки его разрумянились, волосы растрепались, но он бежал, ничего не слыша и не замечая. Не заметил и машину, резко выскочившую из-за угла… 

*

– Надежда Сергеевна, срочно! Там мальчика привезли, маленького, уличного. Машина сбила… –  скороговоркой доложила сестричка. 

– Живой? – перебила врач.

– Кажется, да. Открытых переломов нет, но он без сознания… В приёмной, только что привезли… – но доктор, не дослушав, уже выбежала из кабинета. 

«Удивительная она, – подумала молоденькая сестричка, – сколько лет работает, а к каждому ребёнку бежит, как к своему родному».

– Пульс есть. Дышит. Нашатырь! Потом везём на рентген, – Надежда поднесла смоченную ватку к лицу ребёнка. Взгляд её упал на родинку на щеке, затем на русые волосы, губы, нос. У неё перехватило дыхание. С замиранием сердца она стала жадно всматриваться в лицо ребёнка. Тут он чихнул и открыл большие серые глаза… 

На Надю смотрел её Николаша. 

Елизавета Платинская, студентка, прихожанка Богоявленского храма города Салдуса